И пусть тревожно на душе,
И смутен новый день, неясен, —
Будь как береза на меже,
Или у тропки торной ясень.
Никто не знает строк судьбы,
Последняя строка знакома.
Строги подлунные суды,
Но выше Бога нет закона.
Да, человек безмерно слаб
На фоне туч, — небесных башен.
Если не жил ты ради зла —
Небесный суд тебе не страшен.
О Небе думал между дел?
В тебе добра гнездилась птица?
Своей душой не огрубел? —
Тогда и нечего страшиться
***
Я вижу во сне дорогу
И поле, и дальний лес,
И снова желания трогают,
И жалко потерянных лет.
И снова чужда мне размеренность,
И снова мне сытость чужда.
Ах! Сколько всего не сделано,
Заброшено в никуда.
Небес голубое блюдце
Совсем непохоже на сталь...
И надо всего-то — проснуться,
Чтоб снова бесцветным стать.
* * *
Порою врет поэт безбожно
Витая где-то в облаках.
Ну что ж, ему, конечно, можно —
Все козыри в его руках.
Разжалобит корову даже,
А постарается — и двух.
И небу звездному докажет,
Что неземной живет в нем дух,
Что видит он прекрасный берег,
Ушибы все изведал сам.
И первый, кто поэту верит,
Кто солидарен с ним — он сам.
* * *
Да, мир расчетлив и жесток,
И надо камнепад усилий,
Чтоб в дом входил электроток,
Ковриги чтобы приходили.
Конечно, можно протянуть
На паперти руки тарелку,
Пустить в глаза печаль и муть,
Актерствуя бездарномелко.
Бог немощных всегда простит,
Он нищих духом не обидит.
А коль ты можешь хлеб растить.
Тогда от паперти отыде.
Не так Он свой задумал мир
В своем, нам неизвестном стане,
И лжекалек-слепцов, проныр,
Наверно, опекать не станет.
Обречены на тяжкий труд,
На честный труд обречены мы.
И если ест здесь пышки плут —
Там — не получит и мякины.
* * *
Я грешен — от кого скрывать,
И не ушел от грязных сделок.
Нет, не таким родила мать,
Таким меня соблазн сделал.
Мне Небо говорит: «Отдай!»
А я в ответ: «А где излишки?»
А Небо: «В высший мир ступай!»
А я: «А шанежки? А пышки?»
И вновь оно: «Не обольстись
Чужой женой, чужою крышей!»
А я: «Зачем такая жизнь —
Сидеть в амбаре мыши тише?»
И, правда, Неба далека,
Земная тяга много ближе.
Да, землю я люблю пока,
Души высокий мир обижен.
Дорогие читатели! Не скупитесь на ваши отзывы,
замечания, рецензии, пожелания авторам. И не забудьте дать
оценку произведению, которое вы прочитали - это помогает авторам
совершенствовать свои творческие способности
Оцените произведение:
(после оценки вы также сможете оставить отзыв)
Поэт и еврейский язык - zaharur На вышеприведённой фотографии изображена одна из страниц записной книжки Александра Сергеевича Пушкина, взятая из книги «Рукою Пушкина. Несобранные и неопубликованные тексты». — 1935г.
В источнике есть фото и другой странички:
http://pushkin.niv.ru/pushkin/documents/yazyki-perevody/yazyki-perevody-006.htm
Изображения датированы самим Пушкиным 16 марта 1832 г.
В библиотеке Пушкина была книга по еврейскому языку: Hurwitz Hyman «The Elements of the Hebrew Language». London. 1829
Это проливает некоторый свет на то, откуда «солнце русской поэзии» стремилось, по крайней мере, по временам, почерпнуть живительную влагу для своего творчества :)
А как иначе? Выходит, и Пушкин не был бы в полной мере Пушкиным без обращения к этим истокам? Понятно также, что это никто никогда не собирался «собирать и публиковать». Ведь, во-первых, это корни творчества, а не его плоды, а, во-вторых, далеко не всем было бы приятно видеть в сердце русского поэта тяготение к чему-то еврейскому. Зачем наводить тень на ясное солнце? Уж лучше говорить о его арапских корнях. Это, по крайней мере, не стыдно и не помешает ему остаться подлинно русским светилом.
А, с другой стороны, как говорится, из песни слов не выкинешь, и всё тайное когда-либо соделывается явным… :) Конечно, это ещё ничего не доказывает, ведь скажет кто-нибудь: он и на французском писал, и что теперь? И всё же, любопытная деталь... Впрочем, абсолютно не важно, была ли в Пушкине еврейская кровь, или же нет. Гораздо важнее то, что в его записной книжке были такие страницы!
